Алексей Григорьевич Пинусов
Опубликовал baranovsv в личный блог
+2
Время подвиги эти не стёрло:
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло —
И оно свои тайны отдаст.
Упадут сто замков и спадут сто оков,
И сойдут сто потов целой груды веков, —
И польются легенды из сотен стихов
Про турниры, осады, про вольных стрелков.
Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком, —
Потому что любовь — это вечно любовь,
Даже в будущем вашем далёком.
(«Баллада о времени» В. Высоцкий)
О жителе нашего города Алексее Григорьевиче Пинусове, об истории его семьи можно было бы писать не одну или две статьи, а толстую книжку. Но пишут в наши дни много, книжек издают тысячи. А вот находится ли всегда, кому прочесть всё то, что печатается в типографиях и вывешивается в Интернете?
Алексею Григорьевичу сейчас 87 лет. Он принадлежит к тому самому
поколению российских мужчин, рождённых в начале 20-х годов прошлого века, из которых после 1945 года в живых осталось 3-4%. Некоторые из выживших регулярно встречаются со школьниками, рассказывают о своей судьбе, о годах Великой Отечественной войны. Алексей Григорьевич не может. По его словам, ему становится так горько при этих воспоминаниях, что не хватает никаких душевных сил на такие встречи с детьми. Да и как расскажешь нынешним детям обо всём том, что творилось на нашей земле во времена, когда их ещё и в помине не было?
(читать полностью здесь www.proza.ru/2011/09/09/238
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло —
И оно свои тайны отдаст.
Упадут сто замков и спадут сто оков,
И сойдут сто потов целой груды веков, —
И польются легенды из сотен стихов
Про турниры, осады, про вольных стрелков.
Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком, —
Потому что любовь — это вечно любовь,
Даже в будущем вашем далёком.
(«Баллада о времени» В. Высоцкий)
О жителе нашего города Алексее Григорьевиче Пинусове, об истории его семьи можно было бы писать не одну или две статьи, а толстую книжку. Но пишут в наши дни много, книжек издают тысячи. А вот находится ли всегда, кому прочесть всё то, что печатается в типографиях и вывешивается в Интернете?
Алексею Григорьевичу сейчас 87 лет. Он принадлежит к тому самому
поколению российских мужчин, рождённых в начале 20-х годов прошлого века, из которых после 1945 года в живых осталось 3-4%. Некоторые из выживших регулярно встречаются со школьниками, рассказывают о своей судьбе, о годах Великой Отечественной войны. Алексей Григорьевич не может. По его словам, ему становится так горько при этих воспоминаниях, что не хватает никаких душевных сил на такие встречи с детьми. Да и как расскажешь нынешним детям обо всём том, что творилось на нашей земле во времена, когда их ещё и в помине не было?
(читать полностью здесь www.proza.ru/2011/09/09/238
Спасибо, спасибо, спасибо!
Трагедия тут ещё такая. Отец у него был репрессирован и расстрелян. И сын сейчас за решёткой. Алексей Григорьевич говорит, что обвинения против сына сфабрикованы.
Прочитал и задумался о параллелях… Отец мой, 1920 г.р., деревенский парень из Дубиков, что рядом с Ефремовом, был призван на службу еще перед войной. Тоже служил авиамехаником, только на ПЕ-2 (в подразделении И.С. Полбина). Умер в 58 лет. Не успел я с ним поговорить без «розовой пелены» на глазах… Теперь то понимаю, почему разговоры о войне для него были табу. Прошел всю войну, случалось летать в качестве стрелка-радиста, штурмана. Демобилизовался в звании старшины в 1947 году из Германии.
Авиатехники же чаще всего летали в бомболюках вместе со своими экипажами при передислокациях с аэродрома на аэродром. Воздушное такси не подавали :) Ну и частенько занимали места выбывших членов экипажей, пока не прибудет пополнение. Рассказывал отец, что на Курской дуге была такая мясорубка, и настолько подвижная линия фронта, что очень трудно было точно определить цель. Где свои, а где противник. Случалось бросать бомбы просто в «белый свет», лишь бы не попасть в своих. Это когда горючего только на обратный курс, а с бомбами садиться нельзя. Из-за частых передислокаций бывали не редки ошибки в ориентации, особенно ночью. Раз экипаж, в котором отец сидел за пулеметом, при возвращении с задания по ошибке начал заходить на посадку на немецкий аэродром. Чуть — и стали бы все врагами народа. Вовремя заподозрили неладное и успели взлететь. Но самолет стал как решето от зенитного огня в лучах прожекторов, когда немцы поняли, что фокус не удался. Экипаж же — без единой царапины… Легкое ранение отец получил уже в Германии, когда в район дислокации авиачасти вышли недобитые остатки немецких войск, и всех, кто мог держать оружие, подняли на их блокирование.
Всецело поддерживаю. Н. Миляев